- В Бейре - хорошо. Тишина. Пусть в Мапуту насчет диверсий переживают. Она ж у ЮАР под боком. А в Бейре - самое то. Тыл. В тылу завсегда сытно и тепло.

   - Не прав ты, Витя. Здесь им куда привольнее бедокурить. Чего в Мапуту-то лезть? Там пароходов - раз, два и обчелся. ПЛки на барраже, сети, сплошные корабли с сонарами и радарами. А вахта гранатки вдоль борта разбрасывает. Прифронтовой порт, так сказать, и брата-Ихтиандра с КТОФа там хватает.

  - Ты меня логикой не дави. Давленный уже. Хорошо только в Бейре. Тихо тут.

  - Да... Уж... Тише не бывает.

   Шел 1982 год. Наш н-ский "туристический" отряд загорал в Мозамбике третий месяц. Но Витя прилетел из Союза не так давно и, тем не менее, зачем-то выдавал мне собственное представление обстановки на местном театре надводно-подводных военных действий с полной убежденностью в своей правоте.

   Еще с первой встречи показалось странным, что доселе невиданные в нем медлительность, рассудительность и даже важность обрели столь ярко выраженные формы. Знал-то я его с незапамятных времен. Неужели этим трансформациям послужила очередная звездочка после командировки в центральноамериканскую "тьму-таракань"? Может и так. Хотя, его недавняя женитьба и скорое прибавление семейства также могли сыграть злую шутку. Вроде как заматерел.

   И тут еще вот какое дело. Витя прилетел в Бейру вместе с кап-два Петровским, который заменил бывшего командира отряда кап-два Замятина, отбывшего на Родину в связи с невозможностью установления нормальных отношений с отечественным советническим аппаратом при штабе мозамбикских ВМС. По правде сказать, отношения с командованием аппарата у него сложились нормальные. Но вот с заместителем по политической части этого-самого командования житие-бытие никак не срасталось. Уж что там приключилась - не знаю, но скушали кап два Замятина за раз. Так вот, Витя прилетел вместе с новым начальством и, вероятно, сработало их почти суточное общение на коротке.

   Вообще, с появлением кап-два Петровского "ихтиандрова" служба преобразилась. Изменения коснулись всех её аспектов со смещением далеко не в лучшую сторону по глубине и охвату акватории. Неожиданные тревоги лишились привычной запланированности на 18:00 понедельника, 16:00 среды и 06:00 пятницы. Рутинная, достаточно спокойная работа обрела вид неутомимой или неугомонной соковыжималки с нахлабученной сверху плавминой, по которой шуровали молотком, норовя попасть в рога контактных взрывателей.

   Техгруппа потеряла сон, набивая аппараты днем и ночью. Досмотр подводной части на судозаходах, учения в районе входных молов - то есть обычная "профилактика" - дополнились бесконечными, многочасовыми донными засадами при почти нулевой видимости и выходами в заданную акваторию на поиск-захват "чучела" (макет диверсанта) с выполнением нормативов. Также, пару раз отрабатывали ночную постановку сигнально-барьерной сети между молами на входе в порт, а это уже издевательство. Ребята перестали улыбаться, бриться и просто сверепели. В общем, ласты не просыхали и даже попахивало строевыми смотрами.

   Выход из расположения ограничили. Теперь мы отправлялись в город четверками, согласно утвержденного графика. Возвращались в строго обозначенное время и никогда - после захода солнца. В общем, пришлось вспомнить суровую молодость, но, в основном, по матери.

   Кстати, на завтрашнее утро Петровский запланировал учебный подводный бой с диверсионной группой противника. Чудны дела твои, военморов бог. Но что поделать? Придется биться со "своими".

  - Ты, Вить, главное, завтра не забудь "руки вверх" изобразить вовремя. А то лобстеров кормить отправим.

  - Смотрите, клюзы свои не порвите. Мы еще поглядим кто-кого, - с полоборота завелся Виктор.

  - Да ладно тебе. Шучу. Еще по пиву?

  - Нет уж. Хватит. Оставим свежесть в голове.

   Отшпилив от пачки и положив на стол тысяч тридцать мято-грязных метикалей, мы отвалили из просторной и чистой забегаловки, расположившейся на мыске - между сходящимися под острым углом, замусоренными улицами. Потом побрели по дороге к порту. С одной её стороны притулилась бесконечная вереница лавок и приземистых лачуг, а с другой торчали пальмы - низкорослые и пыльные. Пыли тут хватало.

   Изредка, поднимая всё ту же, которой в избытке, проносились убитые временем грузовички, тарахтели мотоциклисты. Под ногами вертелись дети, прямо на земле сидели попрошайки постарше. Среди них выделялись "минеры" в замызганной, местной армейской форме. В Африке никто, никогда и ни для кого не жалел мин. Да и не только в Африке.

   Жара немного спала. Небо подернулось ярким разноцветием. Подступал вечер, и пришлось прибавить шаг, чтобы не выслушивать очередные истории о наложенных взысканиях, отсидках - насмотря на звания и должности - на гауптвахтах, а также разгоряченные фантазии о массовых расстрелах по поводу военного времени. Кап-два Петровский никогда не дремал - его запаленный в заднице фитиль казался неугасимым, как вечный огонь национально-освободительного движения местных духариков.

   Пара "технарей" из нашей, выпущенной на свободу четверки, ждала возле железнодорожного вокзала.

  - Ну где вы ходите-то? Петруччо на КПП хвостом, небось, бьет.

  - Спокойно. Время еще есть. Чего вы там набрали?

  - Да так. Михась шляпу прикупил, как у Денди-крокодила. С зубами.

  - Ого. Дорого?

  - Нормально.

  - А где?

  - До почты доходишь и налево, метров сорок. Двенадцатиэтажка стоит. Прямо за ней - магазинчик небольшой. Там - тетка с мужиком. Она по-английски немного соображает. Сторгуетесь.

   Кстати, вид упомянутой двенадцатиэтажки прямо-таки очаровывал. До чего же знакомый. Наши строители возводили, разбросав в отдельных экземплярах по всему городу. Но присутствовала одна существенная разница - лифт и водоснабжение в них отсутствовали, как класс. А жить гарны хлопцы африканцы умудрялись. Молодцы!

  - Ну, так сколько стоит-то?

  - Разогнался. Узнаешь.

  - Вот же, хохлы. Песка на пляже не выпросишь.

   Дальше шли молча. Уже показалась будка КПП порта, возле которой - вдоль ржавой ограды - вышагивала взад-вперед грозная фигура в "тропичке", с заложенными за спину руками. Как это ни прискорбно, но мы укладывались в срок, и, когда до ворот оставалось метров сорок, фигура исчезла.

  - Добыча не состоялась.

  - Погоди, сейчас на трапе обнюхивать будет.

  - Ну, это святое.

   Офицер и два бойца на КПП лучились добрыми, белозубыми улыбками, но в сумку "технарей", конечно же, полезли. Шляпа Дэнди-крокодила их не заинтересовала, а сигарет там не было. Потом чего-то выспрашивали - мы так и не поняли. Офицер еще минут пять рисовал в своем журнале какие-то каракули, но обычных жестов по поводу подписей не последовало и, мол: "Взять с вас нечего. Идите с миром, " - пропустил.

   Миновав пирамиду контейнеров, мы вышли к причальной стенке. Здесь мало что изменилось, разве что поднялся легкий, едва заметный, вечерний бриз.

   Одинокий сухогруз-старичек тысяч на восемь-десять продолжал ворочать стрелами кранов, выгружая из трюмов сетки с наваленными ящиками. Лениво слонялись грузчики, которых, заодно со штабелями тех же ящиков, сторожили несколько вояк с Калашниковыми. Плескалось море, тянуло водорослями, дымком из пароходной трубы и всё той же пылью.

   Чуть дальше прислонился к причалу один из двух небольших сторожевиков ВМФ Мозамбика, постоянно дифилирующих недалеко от порта. Он то погавкивал ревуном, то громыхал командами с мостика, от чего праздное шатание экипажа на палубе никак не ускорялось. В его борт уже уткнулся буксирчик. Начали травить швартовные концы. Береговая команда стаскивала гаши с причальных кнехт и бросала в воду. Выбирать концы не торопились, но сторожевик уже нещадно чадил, порываясь выйти в море. Счастливый...

   Показался наш "дом", давно мечтающий отвалить в морские просторы, но продолжавший обрастать ракушками на приколе. Уткнувшись кормой в причал, именно с причала имел он вид мужественный и целеустремленный, благодаря залихватски заломленному назад козырьку широченной трубы. При рождении наименовали его как "Стремительный-4", но больше ему подходило название "Кислый-зеро", хотя мрачноватый, темно-серый борт скрадывал светло-серый окрас надстройки. Уж больно тесные вспомогательные корабли флота строили в городе Горьком - не по-ихтиандровски. Да еще и дверные комингсы - жуть какие низкие и все в шишках... от голов экипажа и "туристов". Вот так.

  - Гляди, Вить, как копытом бьет. И наших "отделенских" с их "группником" притащил, - это я по поводу Петровского отметил. Тот уже измерял шагами корму (или ют), а точнее обрез, потому что ют (или корма) нашего "Кислого" был довольно обширным и длинным, а находился ниже главной палубы.

  - Ну, сейчас вам будет за пивко, - не преминули вставить занозу "технари".

   Витя - старший группы уволенных на берег - помрачнел и пора было "рубиться" во избежание дополнительных нареканий.

  - Так. Строй организовали. Раз. Раз. Раз-два-три. Левой. Левой. Раз-два-три.

  - Может, на строевой перейдем, Вить?

  - В барокамере пошутишь.

   Жаркое солнце еще маячило над городскими домами, положив наши длинные, марширующие тени на причальный бетон и мусор. Выглядели они - тени - по-боевому. Пива-то по бутылке всего булькнуло. Но запах от него - сами знаете. Так что, на перспективу чего-то намечалось...

   Возглавляемые Витей и уже не в ногу мы бодро вознеслись на борт по трапу. Козырнули нахохлившемуся, то есть уже вздрюченному Петровским вахтенному матросу - благо что были при головных уборах. Потом пришлось замедлить поступательное движение, ожидая распоряжений и команд от наивышестоящего командира. Наверху - на главной и второй палубах - образовались кучки издевающихся, расхристанных зрителей в шортах и тельниках при козах-рожах. Там же разместился командир "Кислого" - классный мужик.

  - Так. Старший, постройте группу и доложите, - громыхнул Петровский, широко расставляя ноги, так и не разложив руки из-за спины.

  - Группа, стройсь! - в ответку шарахнул Витя. - Товарищ капитан второго ранга! Группа в составе четырех человек из увольнения прибыла! Замечаний нет! Старший группы - старший лейтенант Ковалев!

   Петровский уже подошел к Вите и что-то жадно вынюхивал возле его лица. До "отделенских" с "группником" пока дело не дошло - они отаптывали палубу в сторонке.

  - Так, Ковалев. Почему вы пьяны? Командир отделения, подойдите сюда!

  - Никак нет, товарищ капитан второго ранга! Не пьян! Употребил одну бутылку пива! Несвежее пиво у них!

   За Витю тут же вступился "отделенский" кап-лейт Музыченко.

  - Товарищ командир отряда! Нахожу своего подчиненного в трезвом виде. Пиво у них, действительно, вонючее и не всегда свежее. И нам же полагается тропическое вино. Это тоже алкоголь.

  - Меня не интересует, что вы там находите! Для меня важна боеготовность отряда и, в частности, вашего отделения. Если боевой пловец пьян - отделение лишено боевой единицы! Тем самым, боеготовность отряда снижена, что ставит под угрозу выполнение боевых задач!

   Петровский орал, заодно обнюхивая "технарей" и вскоре дошло до...

  - Так! Вы тоже пьяны! Командир отделения, ко мне! Ваша фамилия?

  - Старший лейтенант Троекуров!

  - Два пьяных - это уже недопустимое нарушение! Это воинское преступление! Вы что, в таком виде под воду пойдете?!

  - Так точно, товарищ капитан второго ранга! Ходили уже! Не в первой!

  - Вы что себе позволяете!? Мы находимся в стране, окруженной сворой империалистических стервятников! Они так и ждут удобного момента для нападения! И вы им потворствуете! Их разведчики пристально наблюдают за каждым вашим шагом. Вы что думаете, что гражданская форма одежды скрывает ваше истинное лицо?! Нет! И еще раз, нет! И тут разведка империалистов видит, как вы разлагаетесь...

   Дальше уже неинтересно. В общем, наложили на нас с Витей устные взыскания и обещали клюзы порвать в клочья на партсобрании, но срочно его проводить не собирались, поскольку указаний так и не поступило. А вообще, пора было вдарить по нашенским макаронам и "отбиваться". Завтра подъем на два часа ночи планировался.

   Сутки начались, прямо-таки, предвещая всякую дрянь. Где-то в начале второго ночи заревел аварийный генератор - видать, береговое питание отрубили. Обычное дело. Народ весь попросыпался, пока "маслопупые" на бортовые дизель-генераторы переключались. Жара с духотищей стояли жуткие. Простыню мочить и заворачиваться в нее, чтобы заснуть пока сохнет - не резон, до подъема всего ничего. Поползли с Колькой - моим соседом по каюте - наружу, покурить. Там вызвездило знатно, но луны видно не было и порт, одетый темнотой, совсем притих. Мраки какие-то с самого просыпательства.

   Пока покурили, поболтали о том, о сем - уже и подъем, и время полетело.

   Когда вышли в район учений, еще даже не светало. А загрузились на два торпедолова местных ВМС. Это небольшие такие плавсредства метров пятнадцать-двадцать длиной. Ездили они не быстро, так что удалось с полчаса покемарить на легком ветерке. На одном торпедолове ушли "диверсанты" - первое и третье отделения. А мы - "сторожа", второе и четвертое - на другом.

   Петруччо выбрал район проведения учений, не прилегающий к порту, в пяти милях к югу - рядом с нефтехранилищем. Вода здесь была чистой и прозрачной, но еще стояла ночь, и не возникало никакого желания лезть даже "под чисто-прозрачную".

  - Внимание, отделение! Аппараты товсь! - традиционно, с "подводнолодочным" форсом скомандовал наш отделенский командир Леша Пилипенко. Справа-внизу - на "Идочке" - привычно подался кислородный вентиль. Леша зашлепал ластами вдоль строя, заодно завершая крайний пункт проверки и...

  - Справа, по одному! Пошли!

   Вода встретила неприветливо. Хотя погружение случилось недалеко от берега, но течение здесь оказалось сильным - быстро отнесло от торпедолова и поэтому пришлось выгребать что есть мочи. Сразу под воду не пошли. Пока собрались на поверхности и "строились" по группам-тройкам улетело семь минут. Потом двинулись все вместе поближе к берегу искать "тихий омут". Ориентир - огни на центральной, огромной цистерне нефтебазы - виднелись отчетливо. Пеленг есть, так что, вряд ли мы или "диверсанты" заблудимся.

   Подводный бой в классической интерпретации - это малозанятное и нудное времяпрепровождение. Здесь главное для "сторожей" уметь скрытно ждать, не быть обнаруженными и пропустить через себя "диверсантов", чтобы атаковать в корму. Поэтому надо держаться придонно, если позволяет глубина, а также использовать "складки местности". В остальном - в процессе боя - всё напоминает воздушную схватку. Разве что там есть ведомый и ведущий, а у нас на ведущего приходится два ведомых, которые атакуют первыми.

   Поражением пловца считается оторванная ленточка, закрепленная на металлическом кожухе "Идочки" на замке для подвесной парашютной системы. Всё, как в детско-пионерской игре "Зарница", только вот веселого и приятного мало. Тем более, если после распределения троек по придонным позициям на глубине восемь метров, ровно в 04:32 местного, на дне, в тусклом свете едва разрождающегося утра вдруг обнаруживаются еще теплые, одноместные подводные носители явно капиталистического происхождения в количестве шести единиц.

   Вот и наигрались. Гости у нас, ребята! А кроме ножей - ничего. Да еще и ленточки эти идиотские. И не забросишь службу, раз такое дело. Вот тебе и тыл...

   Но, кажется, рванул я куда-то в дебри без оглядки. Для пущей ясности не помешает отмотать пару футов той жизни назад.

   Ну, значит, двинулись мы все вместе искать тот-самый "тихий омут". Журавлиный клин видели? И мы также - клином. Только у журавлей угол поострее, а у нас - ну совсем тупой. А в самой вершине шуровал ластами "отделенский" командир Леша Пилипенко - тащил нас всех куда ему подсказывали: предшествующее изучение карты дна, опыт, а главное - чутье. Но тащить-то у него всех нас хрен получилось бы, так что пришлось самим ластами молотить.

   А темень расползлась по всем измерениям и только звезды, да ориентир-цистерна светились. И даже луна-шалава из-за своих астрономических закидонов куда-то запропастилась. Вот поэтому ехали мы тупым журавлиным клином, как тетки в "Лебедином озере" - взявшись за руки. Ну, темень же! И течение! Шкимушгар вам в нюх солидоленный! Чего ржать-то? Так-то вот... Ну, не так чтобы уж совсем взявшись за руки. В общем, рука-то одна свободной должна быть для сигналов, вооружения и продувки, потому личному составу полагается ухватиться за лямку Идочки "соседа" в районе плеча.

   По левую руку от Лёши - две тройки. И по правую - тоже. И чувствую уже вниз меня в правое плечо толкают. Ни черта не видно, поэтому я левой рукой тоже вниз толкнул. Ушли мы все вместе метра на три и тут - стоп. Нет, "бурнаши пока еще мост не подожгли". Просто, Лёша определялся по обстановке.

   Обстановка была никакой - сплошная темень, но чутье у него от бога. И опять вниз пошли. Глубина приняла, обжала ласково. Через секунд восемь чувствую как за лямку на плече влево-вправо дернули - то есть дно рядом. Отсигналил я это дело дальше, и тут уже в срочном порядке индивидуалка началась. Расцепляйся и за дно хватайся! А где это дно? Так что лучше ножичек вытащить и вниз - колом воткнуться, только аккуратно и не греметь. В воде звуки ой как разносятся. А ножички у нас ничего себе так. От колена до щиколотки, шириной с ладонь, черные. Хорошие ножички. Громыхнет так, что пингвины в Антарктиде вздрогнут.

   И уж как во дно воткнешься, вот тут замереть должен до наступления какой-никакой, а ясности. Это кто-то и где-то с ППНВ (подводный прибор ночного видения) ныряет, ловит там кого-то, сражается, пуляет нале-напра-у. Кино и немцы, в общем. А у нас - у мозамбикских туристов - шиш без масла, а не "приборы". Какие в тылу "приборы"? Замри и всё тут.

   Мне как-то давным-давно казалось, что дно морское - это ровный песчаный или галечный пляж, но в последствии оказалось, что там ого-го, как наворочено. Горы и долины. Сады и трущебы. Пропасти и бля-я-я-я...

   Здесь же, судя по контактам окружающей среды с телом, ногами, руками и головой, расстилалось жалкое подобие лесистых холмов. В лесистость эту и забился. Замер. Течения нет, положение стабильное, так что пора хоть с направлением определиться. Наклонился в горизонт и к самому стеклу маски подсунул компас, а потом уже чехол сдвинул. Засветилось хоть что-то, пусть и противно-зеленоватое. По показаниям развернулся на обратный пеленг - на встречу "диверсантам". Чуть погодя, ту же процедуру, но с часами повторил. Ну, очень хотелось побыстрее сбиться в тройку и валить бурнашей. Но пригорюнился, потому как желаемое осуществится не скоро...

   Глубина любит и бережет тишину. Спокойно и хорошо здесь. Только вот не нам. Нам - тяжко, потому как давит эта тишина и жути нагоняет. И заснуть здесь - ну, никак. Надо усилия прилагать, чтобы вдохнуть и выдохнуть. Оттого и физподготовка по первости была на износ. И спать хрен давали. Помню, после отбоя как подумаешь, что завтра ждет, так зубами в подушку вцепишься и слезы потекли. "Мама, забери меня отсюда к чертовой матери!" Но другие-то могут, а я чего - лысый? Слезы, всё-равно, текут. Себя завсегда жалко.

   Время тянулось, что вакуумная резина. Нос, как на зло, зачесался. Надо было о чем-то хорошем и радостном думать, а в голову лезла какая-то муть о предстоящем партсобрании с разбором полетов. Визги эти опять слушать. Крики. Когда стану адмиралом, ни за что ни на кого кричать не буду. Чего кричать-то? Можно же просто дать в ухо. Или посмотреть тяжело. Этого будет вполне достаточно. Вон, как глубина смотрит - аж душу рвет. И домой еще нескоро. Там сейчас снежок лежит, народ на лыжах катается, на коньках, девченки-хохотушки, троллейбусы жужжат, а тут - ти-ши-на.

   Я не увидел, но почувствовал движение в воде слева. Рыбина? Нет. Там "стоял на якоре" старлей Беляков. Он являлся командиром тройки, в которую входили Колька и я. И чего ему не сиделось? На движение наложен абсолютный запрет. Это наш Закон. Ты чего, милый?

   Беляков нам с Колькой не нравился. Молчаливый, угрюмый, скрытный. С утра до ночи в умных книжках рылся, языки учил, какие-то конспекты писал. В академию, видать, собирался. Оттого перед командованием лебезил, на партсобраниях речи задвигал и безукоризненно соблюдал моральный кодекс стройбата коммунизма. Поскольку, у нас с Колькой души являлись ветренно-морскими, то постоянно возникали какие-то срывы, кодексу совсем не соответствующие. А Беляков кодекс "блёл". Но в академию и с кодексом особо не пролезешь. Всё-таки, блат нужен серьезный. Беляков же был, сразу видно, без "лапы". Потому, похоже, решил прогрызать дорогу в академию собственнозубно. Ну уж это его личное дело, но зачем на позиции-то безобразить?

   Потом всё стихло. В голову снова зашла тишина и растопырилась, придавив уши и не обращая никакого внимания на легкое шипение воздуха в клапанах. Нос ("Козёл!") опять зачесался.

   Я посмотрел наверх. Там вырисовывались намеки подступающего рассвета и чернота потеряла насыщенность, едва заметно подрагивая от легкой волны на поверхности.

   Прошло около пятнадцати минут. Темень вокруг начала сдавать позиции. Появилась хоть какая-то видимость очертаний предметов вблизи. Краски прятались, но контуры становились всё отчетливее, и я вдруг увидел верхнюю половину Белякова совсем рядом. Он, чуть ли не в положении стоя, подавал сигналы рукой, подзывая. Выглядело это отчаянно и никоим образом не являлось командой "строиться для атаки" (от слова "тройка"). Подумав: "Чего? Глубина доканала?" - я снялся к нему и скажу прямо - обалдел.

   Море не любит выдавать как свои, так и чужие тайны. Хоронит надежно, вместе с первооткрывателями. Но Белякову подвезло. Он, в буквальном смысле, уселся на один из "капиталистических" носителей, перевернутый днищем вверх для обеспечения маскировки. Днище выглядело ровным, широким и темного, наверное, черного цвета, поскольку краски пока продолжали прятаться. Около полутора метров длиной и сантиметров сорока шириной. Беляков поступил очень разумно, не занявшись исследованием носителя. Кто его знает, что за "противоугонку" на нем установили?

   Чуть погодя наше беспардонное шевеление ластами обнаружил Леша Пилипенко, и сразу подъехал вместе с матерным театром мимики и жеста. Хотя, успокоился тут же.

   Лёше предстояло решать, что нам делать в сложившейся ситуации. Это здорово, когда за тебя принимают решения другие люди. Если ты этим людям веришь - это вдвойне приятно. Но на войне такие мысли не прокатывают. А война, грохотавшая за многие сотни километров, внезапно забралась сюда - к нам, в тыл. Вплотную. Вот она...

   Уже совместно, мы обнаружили совсем рядом остальные пять носителей. Иногда одноместные носители используются для буксировки еще одного-двух пловцов. То есть, имелась вероятность, что в сторону предполагаемой цели - нефтебазы - ушло восемнадцать диверсантов армии неизвестной национальной принадлежности. Судя по удаленности от территориальных вод неустановленного противника, "матка" (основное средство доставки) - это ПЛка, которая лежала где-то неподалеку. На надводном корабле в радиус действия носителей (индивидуальное средство доставки) никто бы не сунулся, потому что только антарктические пингвины не знали, что разведывательные "ТУшки" постоянно болтались как над головами, так и над всей акваторией Индийского океана.

   Почти рассвело. На неизвестном удалении шлепали ластами "диверсанты" и, возможно, диверсанты несколько иного плана также перемещались к ним навстречу, которой положено было состояться у нас на голове. Будем поглядеть, но пока Лёша снял с грузового пояса тубус красной сигнальной ракеты и приказал мне продублировать. Обе "сигналки" мы передали Белякову и тот пошел на поверхность.

   У Лёши было над чем поломать голову, но он сразу же принял правильное и единственно верное решение - объявил тревогу.

   После этого и, уже никого не стесняясь, "отделенский" замолотил затыльником рукоятки ножа по корпусу своей Идочки в порядке "три-пауза". Общий сбор. Недоумевающее отделение начало быстро подтягиваться. Вверху, в слегка подсвеченной рассветом воде виднелся зависший на поверхности Беляков.

   Совсем недавно я стрелял из СПП, но еще никогда не видел сбоку трассу выпущенной из него пули, напоминающей стрелу. Хотя, вернее всего, это был не СПП.

   В уши безболезненно ткнул пока еще не совсем понятный хлопок, и одновременно вверху возникла тонкая, темная нить. Концы этой нити связывали косматые водоросли на возвышении близкого, подводного холма и Белякова. Вместе со вторым хлопком образовалась еще одна нить из пузырьков. Она брала начало там же - на холме в водорослях - и тянулась к подходящим ребятам.

   Колька оказался рядом. Я ухватил его за плечо и развернул к себе, но объяснять ничего не потребовалось. Уже с ножом в руке, он сам указывал мне на те же водоросли. Мы оказались ниже метра на два, на дистанции около семи метров и атаковали парой. Разгоняясь, шли дугой, цепляя грудью эту чертову, повсеместную растительность. Просто, пытались укрыться и стащить у них время на подготовку к отражению атаки.

   Лежал он чуть погруженным в водоросли, с вытянутой вперед рукой, которая удерживала продолговатый предмет. С ножами впереди, мы вылетели сбоку, но колоть было нельзя - потеряем скорость или, того хуже, застрянем. Он дернулся, увидев, но не успевал. Почти одновременно мы "вскрыли" его возле маски и прошли прямо над ним дальше, набирая скорость с разворотом к берегу. Потом меня ударило в ляжку, всю ногу прошило будто бы иголками, но она еще работала. А Коля вдруг начал отставать и переворачиваться. Я пытался оглядеться. Надо же было понять откуда они бьют. Внезапно со дна выскочило солнце и выключило всё, всех и вся.

   Когда я очнулся, бешенно светило всё то же солнце, но оно, вроде, существовало в самой голове и раскалывало. Даже не раскалывало, а расплавляло. Я попытался понять хоть что-то в происходящем и наконец открыл глаза. Оказалось, что солнце еще не взошло. Потом донесся далекий голос и чьё-то лицо заслонило моё синее небо. Слова постепенно залезали в голову, но сразу же расплавлялись и исчезали. Затем пришло ощущение жары, из ляжки зашла еще какая-то боль и жутко захотелось спрятаться в темноте. Я звал Глубину и больше не желал видеть эту синюю высь.

  - Ну что, живой? - снова донеслось оттуда и я увидел Петровского. - А тройки твоей больше нет.

   "Что такое "нет"? Но думать совсем не получалось. Солнце опалило мысли и они падали, будто бы немощные старухи-чайки.

  - Если бы мы вас всех с торпедолова гаранатами не поглушили, то и всего бы отделения вместе с тобой не стало. Постреляли бы вас диверсанты юаровские и ушли восвояси. Так что, спасибо скажи. Но за вчерашнюю пьянку всё-равно накажу.

   "Что же такое "нет"?...