| Кольченко В.А. Археологические исследования в Кыргызстане, в 1928-30 гг |
|
Материалы конференции посвященной 100-летию М.Грязнова. СПб, Эрмитаж, 2002
Археологическое изучение Кыргызстана насчитывает более 100 лет. В этом процессе можно выделить шесть этапов, различающихся по характеру решаемых задач, способам их реализации и научно-организационному потенциалу: 2. 1919- 1933 – «Раннесоветский». 3.. 1936 – 1949 – “Бернштамовский”. 4. 1953 – 1958 – “Работы ККАЭЭ”. 5. 1958 – 1991 – “Позднесоветский”. 6. С 1991 - “Постсоветский”. Казалось бы, ранние этапы археологического изучения Кыргызстана описаны и проанализированы наиболее обстоятельно. Их характеристики должны были бы уже приобрести устоявшиеся формы. И действительно, сформулированные в конце 1950 – 1960 гг. оценки периодов практически без изменений приводятся во всех последующих историографических и обобщающих изданиях. При этом исследователи опираются, прежде всего, на опубликованные работы, хотя упоминаются и рукописные материалы [Кожемяко 1959, С. 10-19; Винник 1967; История 1984 и др.]. Тем труднее объяснить практическую невостребованность рукописей, хранящихся ныне в РФ “Национального центра манасоведения и художественной культуры Национальной Академии Наук Кыргызской Республики”. Из-за этого целая экспедиция, проводившая стационарные раскопки в течение четырех месяцев на пяти объектах в Чуйской долине, а также разведочно-ознакомительные работы на Иссык-Куле, выпала из историографии археологического изучения Кыргызстана. Речь идет о “Палеоэтнологической экспедиции АИМК” 1930 г., проводившейся под общим руководством Преображенского. В ее состав входили М.В.Воеводский – тогда еще начинающий археолог, А.Виноградова, Дрововозов, Сулейманкулов, Актанов и др., чьи имена едва ли о чем-нибудь говорят даже знатокам истории советской археологии. Экспедиция работала на:
Все полученные материалы, в том числе и археологические находки, были сданы в Киргизский Научно-Исследовательский Институт и Краеведческий музей, являвшийся структурным подразделением последнего. К настоящему время вещественные находки фактически не сохранились, во всяком случае их паспорта утеряны. С рукописями, - дневниками и чертежами, - дела обстоят несколько лучше. Сохранились достаточно полные данные о раскопках у с. Ново-Покровка, “Палеометаллической стоянки” и у “Чуйской электростанции”. Дневниковые записи о раскопках на городищах Красная речка и, особенно, Сан-Таш разрознены и явно неполны. “Палеометалическую стоянку”, как это хорошо известно, отметил при разведке в Чуйской долине в 1929 году А.И.Тереножкин. Тогда при маршрутном обследовании он нашел несколько фрагментов керамики [Тереножкин 1935, С. 139; Тереножкин 1935, С. 139; Тереножкин 1930, С. 49, 23б, 56-57]. Развернувшиеся в 1930 году раскопочные работы на отмеченном им месте вскрыли на площади 9.5 кв. м культурные напластования мощностью до 1.8 м. Они состояли из многочисленных зольных линз, костных остатков животных и небольшого количества керамики. При раскопках исследуемый участок был разбит на отдельные квадраты. Фиксация велась в дневнике послойно отдельно по каждому квадрату. Для каждого квадрата было создана стратиграфическая колонка [Виноградова 1930-а]. На Краснореченском городище было заложено три траншеи по 14 м длинной каждая. Они зафиксировали культурный слой «на главном городище» мощностью до 4.40 м. Среди находок – в основном обломки керамики и кости животных, а также одна сердоликовая бусина и одна монета. Рисунки или развернутое описание находок отсутствуют. Также на городище был вскрыт «курган», в котором было обнаружено несколько безинвентарных погребений в грунтовых могилах с обкладкой и, в ряде случаев, перекрытием из сырцового кирпича, т.е. ранемусульманские погребения. В работе этого отряда принимали участие, по всей видимости, представители Киргизского Научно-Исследовательского Института Сулейманкулов и Актанов [Материалы экспедиции 1930]. У «Чуйской Государственной электростанции», у «рабочего поселка Нахаловка» также вскрывались два кургана. Следует напомнить о находке здесь же в 1920 г целого оссуария [Бартольд 1922]. А.И.Тереножкин в 1929 г. также отмечал обнаружение здесь аналогичных изделий [Тереножкин 1930, С. 31-32, 50б-51а, 81-82; Тереножкин 1935, С. 142]. Экспедицией 1930 г. были раскопаны раннемусульманские погребения и захоронения кучек костей, а также фрагменты оссуариев. В курганах было найдено некоторое количество фрагментированной керамики. Значительная часть сохранившейся документации работы экспедиции в этом пункте составлена А. Виноградовой [Виноградова 1930-б]. На городище Сын-Таш у с. Юрьевка, расположенного недалеко от Иссык-Атинского ущелья, был заложен раскоп размерами 12 х 2 м. Он выявил культурный слой мощностью 120 см., состоящий из зольных линз, фрагментированной керамики, в том числе глазурованной и орнаментированной, и обломков костей животных. На глубине 60 см был выявлен слой, включавший горелое дерево, вероятно, - судя по приведенному чертежу, - от рухнувшего перекрытия. В раскопе также были выявлены три погребения: детское, - по обряду трупоположения, ориентированное головой на северо-запад, безинвентарное, на глубине 50 см; при втором детском погребении, обнаруженном на глубине 89 см, также оринтированном на северо-запад, была найдена фрагментированная керамика; от третьего погребения, на глубине 73 см, сохранились лишь разбросанные в беспорядке кости. О следах могильных ям ничего не сообщается [Материалы Воеводсого 1930, С. 1-42]. Переходя к характеристике работ у Новопокровки необходимо, прежде всего, отметить наиболее полную сохранность рукописных материалов. Написаны они А.Виноградовой и В.М.Воеводским, хотя на титульный лист вынесена только первая из этих фамилий. В начале даны краткие описания трех городищ, находящихся севернее села. В историографии они известны как Новопкровские I, III и IV [Кожемяко 1959, С. 107-111, 142-143]. Знакомство с ними исследователей связано, как представляется, с тем, что А.И.Тереножкин во время своих разведок в 1929 году получил только устную информацию о “крепости” на северной окраине села, почему и отметил на карте место соответствующим значком с вопросительным знаком вместо цифры; лично же им было осмотрено городище в самом селе – Ново-Покровское II [Тереножкин 1930, С. 47]. Однако, основные работы у с. Ново-Покровка развернулись на его южной окраине. Здесь была зафиксирована курганная группа из 8 округлых курганов в 12 – 14 м в диаметре при высоте в 90 – 140 см и один более крупный холм удлиненных очертаний. Было вскрыто два кургана в противоположных концах группы. Под одним из них были вскрыты остатки двух, а под другим - трех погребальных сооружений типа наусов. Кроме того, здесь же, между стенками сооружений, были найдены погребения в двух крупных сосудах-хумах и трупоположение под каменной наброской; у локтевого сустава погребенного на рисунке отмечен сосуд типа кружки [Виноградова, Воеводский 1930]. Учитывая вышеизложенное, историография археологического изучения Северного Кыргызстана в раннесоветский период представляется нам в следующем виде. Начинать ее необходимо с организации в 1919 г. РАИМК’а, разряд Средней Азии которого возглавил В.В.Бартольд. В следующем, 1920 году он посетил Среднюю Азию или, как тогда принято было называть, Туркестан. Возможно, посещение этого ученого с мировым именем повлияло, кроме прочих причин, на выход 23 мая 1921 г. Декрета Совнаркома Туркестанской Республики о создании Туркомстарис’а. В 1923 г. П.П.Иванов по поручению Туркомстариса обследует Таласскую долину: производит изучение и описание гумбеза Манаса и некоторые раскопки [Иванов 1934]. В том же году В.Д.Городецкий приобрел у жителей села Ново-Покровка серебренные сосуды, исследованные и атрибутированные им и вскоре изданные [Городецкий 1926-б]. Это был один из первых примеров археолого-культурологического вещеведения. Ныне эти изделия хранятся в Государственном Эрмитаже. Примерно в то же время В.Д.Городецкий посещает башню Бурана [История 1986, С.481]. В связи с территориальным разграничением в 1924 г. среднеазиатских республик и созданием национальных Комстарисов при СНК Республик в 1925 г. Туркомстарис был преобразован с Средазкомстарис. Однако фактически именно он продолжал оставаться организационным центром исследований, во всяком случае для Кыргызстана. Такое положение предусматривалось консультациями, проводившимися руководством Туркомстариса - Средазкомстариса в центральных научных учреждениях СССР [Янковский 1928, С. 258]. В 1925 г. по поручению Средазкомстарис’а профессор МГУ Б.А. Денике совместно с М.М.Логиновым производят обмерочные работы на средневековых архитектурных памятниках Кыргызстана, в том числе – Башне Бурана и Гумбезе Манаса. По итогам этих работ были подготовлены планы реставрационных работ [Охрана памятников 1930, с. 1-4]. В том же 1925 г. В.Д.Городецкий и Э.А. Шмидт, сотрудники Средазкомстариса, проводили разведочные исследования в западной части Иссык-Куля [Миронов 1926, С.30; Городецкий 1926-а]. С 1926 по 1929 гг. П.П. Иванов проводил археологические обследования вначале на Иссык-Куле (1926-1927 гг.), а затем в Чуйской долине. Доклад о результатах этих исследований был им сделан на заседании ГАИМК’а 30 мая 1930 г. [Заднепровский 1957, С. 113]. К сожалению, результаты исследований ученого были опубликованы лишь после его смерти в 1957 г. [Иванов 1957].В эти же годы М.Е.Массон совершил две поездки по Таласской долине [Массон 1930] и проводил регистрацию монетных находок, в том числе с территории Северного Кыргызстана [Массон 1930 ]. В 1928 году по заданию Средазкомстариса М.П.Грязнов и М.В.Воеводский проводили раскопки курганов южнее Буранинского городища [Материалы Воеводского 1930, 43-55; Археологические экспедиции 1962, С.57]. О возможности проведения небольшой археологической экспедиции в Семиречье докладывал на заседании ГАИМК’а М.М.Цвибак, руководитель Средазкомстарис’а в то время [Цвибак 1928, С. 263]. Этот район был выбран, вероятно, в связи с завершающимся этапом по реставрации башни Бурана, осуществлявшемся в том году и, следовательно, наличием определенной базы на месте [Охрана памятников 1930, С. 4].Напомним, что в 1927 году Е.М.Массон осуществлял археологический надзор за вскрытием нижних частей башни и проводил топографическую съемку городищ Бурана и Ак-Бешим [Умняков 1928, С. 270-271]. Также «были обследованы цитадель и само городище около Бураны. Были обнаружены сбросы керамических заводов XI - XII вв. и неизвестное доныне христианское кладбище» [Охрана памятников 1930, С.3]. Поэтому можно констатировать, что работы в районе Буранинского городища в 1927-1928 гг. в целом носили комплексный характер, объединяя исследование курганной группы, городища и реставрацию минарета. Анализируя проделанную археологическую работу, исследователями вырабатывается стратегия на будущее, сформулированная а «Плане палеоэтологических (археологических) исследований в Киргизской АССР». В частности в ней говорится: «Для того, чтобы обеспечить возможно более быстрое отыскание памятников и вместе с тем обследовать как можно более широкий район, работа по обследованию будет проводиться двумя отрядами по двум самостоятельным маршрутам. В состав каждого отряда входит научный сотрудник и его помощник». Предполагалось, что такие разведки займут около двух недель, в ходе которых «отряды будут проводить обследование всех встреченных … по пути памятников, делая с них планы и фотографии, производя зачистку и сбор материала с обнажений (овраги, крутые берега, дюны, выемки при земляных работах и проч.) и нанося их на карту». «В результате такого обследования будут выбраны пункты для производства раскопок … Они будут производиться полным составом экспедиции по возможности всего лишь в одном пункте». Необходимо заметить, что предполагалось «сосредоточить основной интерес при работах в 1929 году на отыскании и исследовании памятников бронзовой эпохи, выбрав для этой цели район г.Каракол и рр. Тюп и Джарагалан, как место наиболее богатое по находкам бронзовых орудий» [Материалы Воеводского 1930, С. 57-58]. В последней приведенной фразе чувствуется научные интересы М.П.Грязнова, в те годы активно занимавшегося проблемами бронзового века Южной Сибири и степей Азии. Под выше цитированным документом, датированным 18.03.1929 г., стоят подписи: «Руководитель экспедиции А.Спицин; Секретарь М.Воеводский». В смете, составленной 4 марта 1929 г., начальником экспедиции значится М.П.Грязнов (но подпись его отсутствует) и секретарем все тот же М.В.Воеводский [Материалы Воеводского 1930, С. 58-59]. И «Отчет о раскопках 1-ой Буранинской курганной группы в Киргизской АССР (1928)» подписан только М.В Воеводским (причем его фамилия стоит на первом месте), хотя подразумевалась и подпись М.П.Грязнова [Материалы Воеводского 1930, С. 43-49]. Примечательна также запись в «Дневнике…» А.И.Тереножкина (1929 г.) «15 июля …, по договоренности, я должен был получить корреспонденцию от старшего сотрудника экспедиции М.В.Воеводского или встретить его самого» [Тереножкин 1930, С. 52]. Из сопоставления приведенных данных складывается впечатление, что уже в 1928 г., после раскопок на Буране и поездки в Туркмению [Археологические экспедиции 1962, С.57], М.П.Грязнов отходит от Среднеазиатских исследований. Он возвращается к работе в составе экспедиции С.И. Руденко на Алтае. Именно в составе этой экспедиции М.П.Грязнов в 1927 г. вскрыл большой курган Шибе, а в 1929 г. – Пазарыкский [СА 1985, С. 277]. Представляется, что его работу в1928 г. в Средней Азии правомерно рассматривать как передачу опыта М.В.Воеводскому, тогда начинающему археологу, только окончившему (?) естественное отделение физико-математического факультета МГУ. Именно этим можно объяснить факт соруководства одним отрядом представителей двух археологических центров – Москвы и Ленинграда, являющийся едва ли не уникальным во всей советской археологии. Впрочем, отсутствие подписей М.П.Грязнова на ряде документов может быть объяснено более просто – М.В.Воеводский, как секретарь экспедиции, вел всю документацию и переписку из Москвы, где жил и работал, в то время как М.П.Грязнов в периоды межсезонья находился в Питере, поддерживая с М.В.Воеводским телефонную или иную связь. Сейчас трудно сказать, была ли полностью осуществлена намеченная Иссык-Кульская программа 1929 г. и кто принимал непосредственное участие в ее реализации. Ряд исследователей пишет об участии в этой кампании помимо М.В.Воеводского и М.П.Грязнова также С.А.Теплоухова [Заднепровский 1957, С. 111]. В нашем распоряжении отсутствуют необходимые для однозначных суждений документы. Фактом остается совместная статья М.П.Грязнова и М.В.Воеводского. Из нее известно о работах в 1929 г. в районе Каракола на Иссык-Куле и вывод о принадлежности погребений в Буранинских, Каракольских и Чильпекских курганах Усуням [Воеводский Грязнов 1938], сохранивший актуальность до наших дней. Важно отметить другое. Как видно из приведенной выше цитаты из «Дневника …» А.И.Тереножкина [Тереножкин 1930, С. 52], раскопки на Иссык-Куле и разведки в Чуйской долине осуществлялись в 1929 г. в рамках единой экспедиции Антропологического Научно-исследовательского института МГУ. Но по чьей инициативе была организована эта экспедиция? Как хорошо известно, Средазкомстарис прекратил свое существование в 1928 г. и уже потому не мог быть инициатором. Но в конце 1928 г. на базе ряда местных научно-исследовательских организаций был образован Киргизский Научно-исследовательский Институт Краеведения. Кроме того, следует напомнить, что еще в 1928 г. по просьбе ЦИК Киргизской АССР в республике проводился ряд экспедиций сотрудниками научных организаций Москвы и Ленинграда: ихтиологическая, геологическая, почвенная, ботаническая и др. [История 1986, С. 482]. Поэтому логично предположить, что именно это ведомство и было организатором. Более того, есть прямо указание участника тех исследований: «В 1929 – 1930 гг. Киргизский научно-исследовательский институт, при участии Воеводского и Грязнова, организовал археологические разведки и раскопки в долине р. Чу и на побережье оз. Иссык-Куля» [Тереножкин 1938, С. 210]. В 1929 г., помимо раскопок на Иссык-Куле, проводились другие работы, а именно археологическая разведка в Чуйской долине, осуществлявшаяся А.И.Тереножкиным единолично. Их результаты хорошо известны [Тереножкин 1935; Тереножкин 1938]. Подчеркнем лишь, что по существу по итогам работы была предложена первая историко-археологическая периодизация, базирующаяся на исторической периодизации, изложенной в работе В.В.Бартольда «Очерки истории Семиречья». В 1930 г. А.И.Тереножкин продолжал разведочные работы – но уже в Таласской долине [Тереножкин 1930, С. 1-10]. (Можно гипотетически предположить, что в 1931 г. он работал в Центральном Казахстане, так как точно известно о работе А.И.Тереножкина в 1932 г. в Западном Казахстане, на берегах Урала [Археологические экспедиции 1962, С. 78], как бы замыкавших его разведки в степной зоне Азии) А в Чуйской долине в 1930 г. «Палеотнологическая экспедиция АИМК» или « экспедиция Преображенского» проводила разведочные раскопки на памятниках, так или иначе выделенных А.И.Тереножкиным во время разведки предыдущего года. Сохранившаяся в Кыргызстане документация об этих работах кратко охарактеризована выше. Однако в 1931 и последующих годах археологическое изучение Северного Кыргызстана не продолжается, хотя результаты работ трех предыдущих лет были весьма интересны и многообещающими. Нам видится три возможных причины этого. Одну из них, вскользь упомянутую А.И.Тереножкиным, когда он писал о «школе» М.Н.Покровского» [Тереножкин 1938, С. 204-205], можно назвать политической. Другой причиной, личностной, могла быть смерь В.В.Бартольда, организатора и вдохновителя большинства исследований Средней Азии. Третья возможная причина, внутрикиргизстанская: 23 ноября 1930 г. «Киргизский научно-исследовательский институт Краеведения» был реорганизован в «научно-исследовательский институт животноводства» и «Киргизский научно-исследовательский институт культуры». Основной задачей последнего было были разработка орфографии и терминологии кыргызского языка, выпуск программ и учебников на родном языке, сбор и обработка фольклорных данных, т.е. деятельность далекая от археологической И хотя через два года, в ходе новой реорганизации, в составе «Киргизского научно-исследовательского института культурного строительства» был выделен сектор истории [История 1986, С. 482], но для археологических работ, хранения и демонстрации находок положение оставалось плачевным: «В г. Фрунзе, … музей свернут, археологический материал на чердаке, разбросан, не заинентаризирован, а имеются очень интересные вещи, в частности материалы раскопок Воеводского и Преображенского» [Бернштам, Морозова 1934, С. 100]. Кстати заметить, что выход выше цитированного «Отчета …», мог явиться стимулом к публикации А.И.Тереножкиным результатов своих разведок в Чуйской долине, вышедших в том же журнале год спустя [Тереножкин 1935]. Это тем более вероятнго, что А.Н.Бернштам являлся научным руководителем аспиранта ИИМК А.И.Тереножкина. Выход же второй статьи А.И.Тереножкина [1938] и статьи М.В.Воеводского – М.П.Грязнова [1938 г.] может быть инициирован началом археологических раскопок А.Н.Бернштама в Семиречье. Исходя из вышеизложенного, можно согласиться с высказанным суждением исследователей старшего поколения о катастрофически недопустимой задержке публикаций результатов разведок и раскопок, ставшей бичом археологии Кыргызстана. В результате – ряд исследований попросту потеряны для науки, выпав из ее поля зрения. Примером тому могут служить кратко охарактеризованные выше работы «Палеоэтнологической экспедиции АИМК» в 1930 г или раскопки курганов на Иссык-Куле С.А.Теплоуховым. Но трудно согласиться, что раннесоветский период археологического изучения Северного Кыргызстана являл собой лишь «кратковременные посещения» нашей республики специалистами центральных научных учреждений СССР. Организационная работа, начатая в свое время Средазкомстарисом, была продолжена Киргизским научно-исследовательским институтом Краеведения, привлекшим к исследовательской работе кадры, ставшие гордостью Советской археологической школы. И первое среди них по праву занимает Михаил Петрович Грязнов.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
|